задал фокуснику трепку и бросил невежу к дядиным деревянным ногам.
— Некоторые мечут бисер перед свиньями, а ты — грубиянов перед соснами.
Когда пыль после первой схватки рассеялась, противники оглядели друг друга. Камера встал так, чтобы солнце не било в глаза. У Спахта был весьма самоуверенный вид.
— А ты знал, — снова заговорил Спахт, — что мой племянник в родстве с крохотными пещерными летунами?
— Да, Спахт, знаю. Я как-то наступил на такого и услышал, как твой племянник лопочет: «Ох, родненький мой!» Толпа застонала. Для Спахта это стало сигналом к ответу.
— С чего бы это клоунам почитать тебя, Камера? Ты, похоже, живешь только старой славой. Это просто-напросто старческая болтливость.
Камера улыбнулся:
— Почтение усиливает любовь.
Спахт, пошатнувшись, сделал пару шагов и начал крутить галстук-бабочку.
— Мой дядюшка, тот, что стал деревом… — начал он.
— Я видел его на следующий день, Спахт. И сказал: «Ну прям типичный тис».
— Мы были так бедны, что на его похоронах не могли позволить себе музыки. Слышен был только кашель…
— Значит, играла простудная музыка?
— Ну… был там гроб. — Спахт еще пытался овладеть собой, но Камера почуял запах крови. — Мой… племянник потерял сознание и свалился в бочку с краской…
— Нанюхался. Обалденно хороший краситель. — Спахт упал на четвереньки и пополз прочь из города. Радостный крик вырвался у толпы, а Камера шел за побежденным клоуном по улице. — Ползи по прямой, Спахт, иначе больно ушибешься об извилины…
Бустит опустил взгляд, чтобы обрушить на Алленби кульминацию, но Великого Государственника Момуса уже не было.
— Он… — Рассказчик обернулся и обнаружил, что Гэддис тоже исчез. Пробежав между камнями, он разглядел две темные фигурки, бегущие в сторону Тарзака.
— Странно, — рассказчик потер подбородок, — если Алленби знал, что сделали солдаты, зачем он спрашивал?
В поисках приключений
The Quest
рассказ, 1979 год
Перевод на русский: И. Клигман
Есть на планете Момус, к югу от города Тарзак, деревушка Сина. Приютилась она между дельтой реки Проходимки и сверкающими просторами моря Барабу, названного в честь корабля, на котором и свалился двести лет назад на Момус цирк. Только что выглянувшее из-за края моря солнце подрумянило плоские крыши, клочки облаков лениво грелись над водой, глядя сверху на две фигуры в пурпурных мантиях, стоящие на полуразрушенном причале. Высокий человек не сводил взгляда с моря Барабу. Он почесался, дернул себя за длинную белую бороду, потом повернулся к насупившемуся спутнику.
— Дерки, пожалуйста. Постарайся понять.
Тучный Дерки поднял густую черную бровь и нахмурился еще сильнее.
— Ты просто убьешь себя, старый дурак! — Его высокий, гнусавый голос резал слух. — Умрешь от старости, даже если тебя пощадят бури, изгнанники и чудовища. Повторяю еще раз, Палсит, ты — старый дурак! — Дерки сложил руки на груди.
Палсит вскинул брови:
— Послушай, Дерки, с учителем так не разговаривают. Ты отвратительный ученик.
Дерки фыркнул:
— Я тоже мог бы сказать кое-что о том, каков из тебя учитель, Палсит. Мне за сорок, а я все еще ученик!
Палсит поморщился.
— Ах, Дерки, этот визг невыносим. Пожалуйста, потише. — Он покачал головой. — Как могу я натравить тебя, с таким-то голосом, на слушателей? Вот почему другие учителя-рассказчики не брали тебя. Но я принял тебя, Дерки. И ты у меня в долгу.
Уголки рта Дерки опустились, он выгнул брови и кивнул:
— Верно. — Он полез за пазуху, вытащил медную бусинку и вложил ее в руку Палсита. — Надеюсь, это улаживает наши счеты?
— Один мовилл? Это, по твоим подсчетам, ты должен мне за восемь лет ученичества?
Дерки пожал плечами:
— Возможно, я слишком щедр, но сдачу можешь оставить себе. Это поможет мне приглушить укоры совести за то, что я позволил тебе уехать и убить себя.
Палсит снова отвернулся к морю.
— Ба! Тебе-то что за дело, непочтительный паршивец?
— Я намерен стать рассказчиком, Палсит, а не соучастником твоего самоубийства. Ты никогда не покидал Центральный континент; сомневаюсь, что ты добирался хотя бы до Куумика…
— Добирался!
— А теперь ты хочешь совершить кругосветное путешествие! Проехать весь Момус! Ты не представляешь, какие опасности тебя ожидают! Совершенно не представляешь!
— Приглуши этот визг! — Палсит оглядел причал и перевел взгляд на дома вдоль берега. — Вся Сина будет требовать у нас медяки за то, что их вытащили из постели в такую рань. Где этот рыбак?
Дерки посмотрел на причал, потом снова оглядел океан:
— Вероятно, Растр передумал. Возможно, он чувствовал бы себя в ответе за твое самоубийство.
Нахмурившийся Палсит повернулся к ученику:
— Прекрати твердить это! Я не собираюсь убивать себя. Я рассказчик, Дерки, и должен приобретать опыт, чтобы воображению было откуда черпать. Жрецам надо только вести летописи; рассказчики рассказывают о произошедших событиях; рассказчик же, — Палсит постучал себя по виску, — должен иметь воображение.
Дерки покачал головой:
— Ты был рассказчиком многие годы, и тебе не требовалось покидать континент в поисках новой пищи для воображения.
— Мои огни…
— Начать с того, что они никогда не отличались жаром.
— Мои огни… холодны. Только великое приключение, вроде того, что я задумал, может снова разжечь их. — Палсит снова посмотрел на причал. — А, наконец. Вот и Растр.
Дерки обернулся. Между домами появился чудовищных размеров детина, облаченный в желто-зеленую полосатую мантию уродца, и нетвердой походкой двинулся к причалу. Под мышкой левой руки он нес два больших кувшина; третий висел на пальце. Четвертый кувшин гигант сжимал массивной правой рукой, каждые несколько шагов прикладываясь
